России. Интерес к ней оживился в 1950-е гг., по мере налаживания культурных связей со странами т.н. социалистического содружества. В странах «народной демократии» каллиграфия и шрифтовой дизайн были развиты много лучше, чем в Советском Союзе. Энтузиастами каллиграфии были и многие художники из
стран Прибалтики, вошедших в СССР. Наиболее деятельным и энергичным из них был Виллу Тоотс. В 1956 г. вышла его книга Tanapaeva kiri («Современный шрифт»), а весной 1960 увидело свет ее новое, многократно расширенное издание, 300 burtu veidi («300 шрифтов»). Московские шрифтовики охотились за этими книгами, хотя их текст — на эстонском и латышском — был им недоступен.
Летом 1960 года я окончил школу и был принят в Московский полиграфический институт. До начала занятий оставалось еще некоторое время, и моя мама решила сделать мне подарок: съездить со мной «на недельку» в Таллин, где ни она, ни я никогда не были.
Я рассказал об этом Телингатеру. Он очень оживился и сказал, что он хотел бы познакомить меня с эстонскими художниками — Паулем Лухтейном и Виллу Тоотсом.
Он дал мне их адреса и попросил меня передать им его подарки — экземпляры только что вышедшего в свет первого выпуска Искусства книги (М.: Искусство, 1960) и еще какие-то книги. Я с радостью согласился. Когда тебе семнадцать лет, вся твоя жизнь — цепочка волнующих открытий. Я совсем не помню Лухтейна (м.б., мне не удалось с ним встретиться?), но Тоотс произвел на меня сильное впечатление. Его облик и манеры противоречили расхожим стереотипам о холодности и медлительности прибалтов: в каждом его движении сквозили энергия и живость.
Тоотс сердечно встретил меня, угостил вкуснейшим кофе со сливками, с благодарностью принял подарки от Телингатера, и в свою очередь показал мне некоторые новинки, полученные от иностранных коллег. В те годы частная международная переписка была мало распространена. Так что свободные контакты Тоотса
тоже поражали воображение.
С тех пор завязалось наше приятельство, которое продолжалось три десятка лет. Мы состояли в эпизодической переписке, иногда встречались на выставках и конференциях, обменивались вышедшими книгами и новогодними поздравлениями (Тоотс был большой мастер этого особого, интимного жанра шрифтовой
графики).
1976
Занимая особое место в многонациональном отряде советских мастеров шрифта, Тоотс неутомимо продолжал свою кипучую деятельность по организации художественных мероприятий — конкурсов, выставок и конференций, продолжал писать и публиковать свои небольшие, но очень емкие книги, брошюры и статьи о каллиграфии и рисованном шрифте. Его положение в табели о рангах Союза художников достиг заоблачного уровня «национального достояния». Соответственно расширились и его возможности как активиста художнического сообщества.
Хорошо запомнился организованный Тоотсом в сентябре 1976 г. симпозиум эстонского Союза художников «Шрифт и современность». Он был и чрезвычайно содержателен, и невероятно представителен. В нем участвовали не только эстонские специалисты и их коллеги из других союзных республик, но даже иностранцы — в т.ч. немцы, англичане, финны и один американец.
Международных профессиональных мероприятий такой репрезентативности советское искусство не знало — ни до, ни после 1976 г.— даже изобразительное (среди художеств в СССР главнейшими считались живопись и скульптура; статус прикладных искусств, и в т.ч. книжной графики, был много ниже).