Бумажный солдат

Владимир Соломонович Телингатер.

Светлой памяти художника и артиста Адольфа Бенедиктовича Телингатера.

 

Вступление

Внук Гриша в ноябре 2012 года получил письмо из Санкт Петербурга от Ксении Чувилёвой, в котором содержался отрывок из воспоминаний её бабушки — медсестры госпиталя времён Отечественной войны. «...на моей совести человек, который, побыв пару дней, умер. У него было тягчайшее ранение черепа, обеих ног (он был весь в гипсе). Периодически приходил в сознание, перед всеми извинялся, что не может сам что-то сделать; отрывками, в бреду говорил о себе. Москвич, имел отношение к искусству. Диковинная у него была фамилия — Тылемгатор..., имени не помню.»

В письме было указано также, что медсестра в 1943 году находилась в Харькове и что упомянутый раненый скончался в сентябре того же года. 
Прочитав «диковинную» фамилию, а также сопоставив дату кончины раненого с указанным в похоронном извещении временем гибели моего дяди Адольфа Бенедиктовича Телингатера, я понял, что медсестра написала именно о нём. Выяснилась важная подробность. В извещении говорилось, что лейтенант Телингатер Адольф Бенедиктович был убит 5 сентября 1943 года и похоронен у деревни Долгополье Волковского района Харьковской области. Теперь, благодаря воспоминаниям медсестры, понятно, что в бою под Харьковом он был тяжело ранен и скончался в одном из госпиталей. 

В семье моих родителей всегда была жива память об Адольфе Бенедиктовиче. Помню, как отец (его брат — Соломон Бенедиктович) рассказывал о совместных с ним работах, а мать — Полина Григорьевна Беккер — о спектаклях с его участием. 

К сожалению, материалов об этом замечательном человеке очень мало: немного сведений в воспоминаниях матери, фронтовые письма Адольфа Бенедиктовича брату Соломону Бенедиктовичу, письма Соломона Бенедиктовича и то немногое, что удалось вспомнить. Знакомясь с этими материалами, пытаясь представить себе — каким был Адольф Бенедиктович, я заметил, что он напоминает бумажного солдатика из песни Булата Окуджавы — наивного идеалиста с чистыми помыслами и доброй душой, весьма далёкого от реальной жизни. 
Я считаю своим долгом рассказать о нём.

 

Глава 1. Братья — художники

Адольф Бенедиктович (Доля) родился в 1905 году в Тифлисе в семье Софьи Исааковны Телингатер и Бенедикта Рафаиловича Телингатера — театрального художника, автора рисунков для сатирических журналов, эскизов марок, орденов, мастера по отделке интерьеров частных особняков и общественных зданий. Заслуженный художник Грузинской ССР. Ко времени рождения Доли в семье был сын Соломон (Моня), 1903 года рождения. В 1910 году семья переехала в Баку, где в 1918 году родился третий сын Евгений.

По рассказам Софьи Исааковны Доля и Моня росли послушными, вежливыми и очень дружными мальчиками. Доля любил своего старшего брата, старался во всём ему подражать. Рисованием Доля увлёкся не только под влиянием своего отца, но и брата, с которым учился на воскресных курсах и в художественно — графической студии. В юношеском возрасте братья с увлечением изучали творчество русских художников девятнадцатого века и с особым интересом — публикации работ русских авангардистов в журналах «Москва» и «Творчество», нелегально доставляемых в Баку.

В конце десятых годов прошлого века Доля и Моня были увлечены утопическими идеями переустройства мира типа «Мы наш, мы новый мир построим, владыкой мира будет труд!» Впечатлительные, темпераментные, они остро реагировали на события, происходившие вокруг них. 

Чтобы активно участвовать в революционном движении они решили стать художниками — агитаторами. Изготовляли листовки, плакаты (один из них — «Долой чаевые!» — вместе), украшали красными полотнищами с лозунгами здания, грузовики, принимали участие в спектаклях на революционные темы Рабочего клуба в качестве художников — декораторов и актёров.

Вот так и «бумажный солдатик»:
«Он переделать мир хотел,
Чтоб был счастливым каждый,
А сам на ниточке висел:
Ведь был солдат бумажный.»

Братья не утратили оптимизма в работе даже после разрыва с семьёй, когда Бенедикт Рафаилович выгнал из дома своих сыновей, осудивших «устарелый» стиль его работ. Тогда в 1919 году домом для братьев стал Рабочий клуб, а семьёй — бакинский комсомол. Шестнадцатилетний Моня поступил работать в типографию газеты «Бакинский рабочий», а Доля (14 лет) стал активно сотрудничать с тюрским государственным театром имени Буниат-заде, рабочим клубом «Текстильщик», для спектаклей которых изготовил эскизы костюмов и декораций.

Они были неразлучны даже когда Моня начал ухаживать за продавщицей книжного магазина Полиной Беккер. 

Из воспоминаний Полины Григорьевны Беккер: «Они старались одеваться одинаково: толстовка с бантом...брючки бутылочкой. Мы ходили вместе — Моня, Доля и я посредине». Можно представить себе эту юную троицу, гуляющую по Приморскому бульвару Баку — два невысоких брата и рослая Полина между ними.
В двадцатые годы творческие увлечения братьев стали различными. Моня занялся конструктивистскими экспериментами с типографским материалом, а Долю всё больше привлекал мир театра. Он продолжал рисовать, но кроме этого начал работать актёром в театре Сатирагит и студии «Драмтеатр», а также стал танцевать в одном из местных ансамблей.

 

Глава 2. Театральный художник

К конце двадцатых годов вслед за старшим братом Доля переехал в Москву. К сожалению нет сведений о том, продолжал ли он выступать как актёр в московских театрах, зато известно, что активно сотрудничал с театрами Москвы и других городов в качестве художника — декоратора. Доля выполнил эскизы декораций, костюмов, театральных афиш для спектаклей «Шутники» А.Н.Островского (Центральный театр Красной армии), «Сказки Андерсена» (Московский театр юного зрителя), «Бабьи сплетни» К.Гольдони (гомельский областной театр) и для многих других спектаклей.

В 1940 году в газете «Советское искусство» появилось сообщение о том, что художник — декоратор А.Б.Телингатер отметил двадцатилетие творческой деятельности. Известно также о двух работах, выполненных им вместе с братом Моней, — графическом оформлении «Программы международного обозрения» и «Открытого письма» для Центрального театра Красной армии.

В моей памяти сохранился эпизод предвоенного времени, когда Адольф Бенедиктович приходил к нам домой (мы жили в Тихвинском переулке). Жаловался брату, что недавно резал бумагу и поранил указательный палец на левой руке.

Он жил в районе Сокольников. Был женат на женщине по имени Мура. Детей у него не было.

 

Глава 3.«В огонь? Ну чтож, иди!...»

Сохранились 19 писем, которые Адольф Бенедиктович посылал своему старшему брату, также находившемуся в армии. Все они начинаются обращением «Дорогой братик!» или «Дорогой Моничка!» и продолжаются добрыми, заботливыми словами с нежностью, характерной для их отношений. Не забывал он и о матери и всех нас, живущих в Казани. Во многих письмах беспокоился — дошли ли деньги по его аттестату. Он пытался даже переправить нам дрова, которые в Казани стоили очень дорого.

Ему удалось навестить нас осенью 1942 года. К сожалению Адольф Бенедиктович разминулся со своим братом, который в день его визита утром уехал от нас. Помню, что у него была чёрная бородка клинышком. «Ты похож на Иисуса Христа,» — заметила Софья Исааковна. Мы проводили его до трамвайной остановки «Ершово поле». Беспокоились, сможет ли он влезть в переполненный трамвай, чтобы успеть на поезд.

Уже в первом письме Адольф Бенедиктович упомянул о двух рапортах с просьбами отправить его в действующую армию. Из этого письма: «...я подумываю проситься на передовые позиции просто бойцом...там я буду нужней, как обученная единица.» В последующих письмах он с огорчением отметил, что просьбы военное начальство не удовлетворило, а поручило оформить красный уголок. Адольф Бенедиктович, несмотря на дефицит красок и бумаги, отлично выполнил это поручение и в очередном письме похвалился, что его красный уголок — лучший в батальоне. Полагаю, что для политруков такой талантливый художник оказался весьма полезным и они не хотели отпускать его на передовые позиции. Тем более, когда выяснилось, что он может не только рисовать, но и руководить художественной самодеятельностью.

В очередном письме Адольф Бенедиктович сообщил, что его направили на курсы командиров пулемётных рот в школу под названием «Выстрел». А в последующих письмах жаловался на трудности армейской жизни, к которым был явно не готов. Он писал: «Моим ногам очень доставалось, в день приходилось ходить 20 −25 километров. Из Москвы шли в Кунцево, чтобы сесть на машину из Голицино, к Можайскому шоссе. Затем из Кубинки пешком в Нарофоминск...Сапоги большие...нога, как в ступе, волдыри жуткие, еле хожу.» Нелегко складывались его отношения с курсантами «Выстрела». Вот как Адольф Бенедиктович их характеризует: «...неимоверно самоуверенный народ и грубоватый. Приходится воевать, чтобы с грязными сапогами на постель не ложились, чтобы не брали чужие вещи...если кто-нибудь выражается без мата, то это кажется странным...Некоторые побывали недалеко от фронта и уже считают себя героями...» Однако состав курсов менялся, и ему удавалось общаться с хорошо воспитанными людьми. Вместе с одним из них, довоенном актёре, он смог поставить пьесу А.Корнейчука «Фронт».

Ему очень хотелось служить в армии вместе с Соломоном Бенедиктовичем. Он писал брату: «Хорошо было бы попасть туда же, где ты — автоматчиков вам не требуется? Прислал бы на меня заявку...»

Адольф Бенедиктович непрерывно «бомбардировал» своих командиров рапортами (их в письмах упоминается 7) с просьбой отправить его на фронт. Однако командование упорно их отклоняло, считая целесообразным оставлять Адольфа Бенедиктовича в тылу для политико — воспитательной работы. 

А он, судьбу свою кляня,
Не тихой жизни жаждал,
И всё просил: огня, огня,
Забыв, что он бумажный.

Добился своего, наконец. Летом 1943 года его направили в резерв Московского военного округа, а осенью того же года — в действующую армию, оборонявшую Харьков. Чувствовал себя плохо. Из письма 7 июля 1943 года: «Развилось сильное малокровие...еле передвигаю ноги.»

Его последнее письмо Соломону Бенедиктовичу написано не чернилами, как предыдущие, а карандашом на обрывке бумаги. Приведу его полностью.

24.08.43
Дорогой братик!
С 15-го числа опять в пути и как ты знаешь, как командой приходится ехать, нет времени и негде присесть и написать пару слов. Сейчас я на последнем этапе к передовой. С минуты на минуту жду назначения. Вчера приехавшие с нами командиры тотчас-же получили назначение и уехали. Здесь уже пахнет фронтом. Ещё вчера в 2-х км дорога отсюда была под миномётным обстрелом и рвались мины. Сегодня его угнали дальше и город, который горел на горизонте, уже полностью в наших руках. Писать мне пока некуда, как только будет у меня постоянный адрес, то я немедленно сообщу. Я очень соскучился по письмам, которых я не имею уже более месяца от тебя и от мамы.
Целую крепко твой Доля! 

И вот судьба «бумажного солдатика»:
В огонь? Ну что ж, иди! Идёшь?
И он шагнул однажды,
И там сгорел он ни за грош:
Ведь был солдат бумажный.

Первый бой стал последним в жизни Адольфа Бенедиктовича....

 

Глава 4. Послесловие

Извещение о смерти Адольфа Бенедиктовича пришло в конце сентября 1943 года. Помню, как мы (мать, сёстры, братья) долго не решались показать его Софье Исааковне, а потом, собравшись вместе, всё же показали. Софья Исааковна разрыдалась и долго была безутешна, как и все мы...Через некоторое время мать написала об этом горестном событии Соломону Бенедиктовичу. Вот несколько отрывков из его ответного письма:

«Обидно за то, что около меня не стало, не будет человека, который в самые тяжелые минуты моей жизни выявил такую любовь ко мне, такую человечность, которая доходила до самого идиллического самопожертвования...Я не представляю его как убитого...он живой, хороший человек, светлый своими поступками в отношении меня. Я его люблю как живого.» И ещё, оценивая поведение Адольфа Бенедиктовича: «При его специальности, крайне резко не соответствующей ни его годам, ни его вспыльчивому характеру и неверно им избранной я не ожидал иного. В этом я был даже как-то внутренне уверен и ждал, нервничал, признаюсь, в ожидании подтверждения.»

Перечитывая письма Адольфа Бенедиктовича, убеждаюсь, что мой отец несомненно прав в своей оценке. Адольф Бенедиктович — идеалист по натуре, добрый и сердечный, темпераментный и нетерпеливый, талантливый художник и артист — был рождён для искусства, а не для армии, тем более не для сражений. Оттого и «сгорел ни за грош».

Порядочный человек с чистыми устремлениями, преданный своим родным и близким — он заслуживает доброй памяти.

Маловероятно, что мы узнаем ещё что-нибудь о нём, чтобы составить более полное представление о его жизни и творчестве, но даже и того, что мы знаем достаточно, чтобы помнить — среди наших предков был прекрасный человек по имени Адольф Бенедиктович Телингатер.